В XII—XIII веках быстро росли и расцветали местные художественные школы, впитавшие киевскую традицию и культуру ассимилированных славянами племен. Уже в XII веке, в период бурного развития городов, на Руси в силу ее широких торговых связей с Западом и Востоком ремесло резко дифференцируется и по профессиям и по социальному признаку. Вотчинные ремесленники работали на княжеский двор, ремесленники посадские — на город, на рынок. И если горожане были во вкусах ближе к деревне, то при княжеском дворе отдавалось предпочтение изделиям более пышным и богатым. На княжеских дружинных пирах, воспетых былинами, роскошные убранства, мастерски исполненные ювелирные крашения поражали заморских гостей. Однако образный строй этих изделий, орнамент не утрачивали общности с народным искусством.
В дружинной среде были распространены изделия с изображениями грифонов и очеловеченных птиц-дев. Сирины по сторонам древа встречаются в белокаменной резьбе соборов, в рукописях и на колтах, браслетах, на боевых топориках. Сохраняя смысл древней заклинательной магии, эти изображения несли — новые христианские представления, являлись символом Блага и Света.
Крупные русские города славились своими ремесленниками.
Художественное мастерство чеканки, гравировки, кузнечного дела, резьбы по дереву поднималось до больших высот в каждой из местных школ.
До нас дошли имена лучших мастеров того времени: Флор Братила и Константин Коста из Новгорода, Лазарь Богша из Полоцка, Максим из Киева.
К середине XII века расцветает искусство чеканки, представляющее своеобразный вид скульптуры.
Флором Братилой и Константином Костой изготовлены кратиры для бояр Петрилы и Петра (Новгородский историко-архитектурный музей-заповедник). Это сосуды, расширяющиеся кверху, строгой формы, подчеркнутой пластичными узорными ручками в виде виноградной лозы и цветка. На выпуклых гранях тулова вычеканены изображения святых, разделенные растительным орнаментом, что создает живую игру ритма,усиливает выразительность декоративного целого (ил. 43).
Предметам декоративного искусства нередко придавали архитектурную форму. Это было характерно для символики церковного искусства: таков, например, Большой сион (чеканка, чернь, позолота, середина XII века, Новгородский историко-архитектурный музейзаповедник) в виде храма с шестью арками, опирающимися на узорчатые колонки. Между ними вычеканены фигуры апостолов. Вверху изображен деисусный чин.
Большой интерес представляет напрестольный крест из Спасского монастыря в Полоцке, созданный Лазарем Богшей в 1161 году. Сочетание серебра, золота, жемчуга с самоцветами и эмалевыми изображениями святых создает неповторимой красоты образ.
Сочностью форм отличаются скульптурные изображения святых на верхней части шлема Ярослава Всеволодовича (начало XIII века, Государственная Оружейная палата). Фигуры святых обращены на четыре стороны света в знак заступничества от врага. На лицевой стороне шлема вычеканено изображение в рост архангела Михаила.
Церковное декоративное искусство, как и искусство княжеского двора, было пронизано древними языческими элементами. В христианской символике они приобретали новый смысл и вместе с тем выражали общую для всего искусства Древней Руси народную основу.
Особенно долго сохранялась древнеязыческая символика на предметах свадебного обряда, в узорах колтов и браслетов (клады Старой Рязани, Киева, Владимира и другие). Это, как правило, изделия городских и придворных мастеров. В орнамент введены кентавры, львы, солярные знаки, изображения гусляров и плясунов (например, серебряный браслет XIII века из клада, обнаруженного в 1896 году во Владимире, ГИМ). Ритм узлов плетенки двухрядного орнамента — внизу и мотив аро- чек, включающих чередующиеся изображения барсов и птиц,— вверху, строгая архитектоника композиции — все это имеет много общего с белокаменной резьбой храмов.
Резьбой украшали соборы в Чернигове, Галиче, в Старой Рязани. Но нигде так широко и целостно не проявилась скульптурная резьба, как в архитектуре Владимиро-Суздальского княжества. Здесь скульптурный рельеф, вобрав киевскую пластическую традицию и переплавив влияния романского искусства, утвердился как значительное художественное явление Древней Руси. В нем проявилась сила великорусской народности, начавшей складываться в землях Верхней Волги. Владимиро-суздальская скульптура не имеет себе равной ни в предшествующий, ни в последующий период развития древнерусской пластики. Глубоко самостоятельная, она предстает как явление, равнозначное романскому искусству Запада.
Владимирщина в древние времена славилась превосходными «древоделами». Участие их в скульптурной работе было настолько значительным, что работавшие у князя Андрея Боголюбского иноземные мастера подчинились русской народной традиции, имевшей глубокие корни. Цельность мышления отличает общий замысел скульптурного декора, его стиль, содержание образов, начиная с церкви Покрова на Нерли, Успенского и Дмитриевского соборов во Владимире и кончая Георгиевским собором в Юрьеве-Польском. Везде пластическое чувство русского мастера проявилось щедро, поэтично.
Широтой художественного замысла отличаются скульптурные рельефы церкви Покрова на Нерли (1165, ил. 24, 25). Представления русских людей о мире, о жизни воплотились в повторяющихся трижды в закомарах композициях на сюжет псалтири. Царь Давид — псалмопевец изображен восседающим на троне с музыкальным инструментом. По сторонам от него — две птицы, ниже — два льва, смотрящих на зрителя. Под львами — три женские головы. На уровне окна — еще два льва. В боковых закомарах — грифоны. Рельефы размещены на плоскости стен в свободном, «внестрочном» ритме, не по горизонталям кладки. Ведущим началом в синтезе оказывается архитектурная форма — волнистое закругление закомар, а не сама плоскость стены, что вносит в общую композицию ощущение движения, придает скульптурному образу напевность, созвучную образу храма. Это гимн всему живому: птицам, зверям, растениям.
Образ Давида восходит к античному Орфею, и в то же время это раннехристианский образ «Доброго пастыря». Изображение юного Давида в скульптуре собора связано с идеей покровительства. Значительность этого образа подчеркнута знаками царственной власти и выражена символикой всей системы повторяющегося мотива — Давид в окружении животных. Птицы — знаки воздушной стихии. Львы — символы царской власти и силы света. Поэтически иносказательное воплощение в скульптуре темы покровительства соответствовало символическому мышлению средневекового художника. Через образ царя Давида выражена идея божественного покровительства князю Андрею Боголюбскому и Владимиро-Суздальской Руси. Повторяющиеся женские лики олицетворяют народную веру в силы земли. Древний культ женского божества, связанный с плодородием, перелился, как известно, в почитание Богоматери, послужившее источником высокой поэзии этого образа на Руси. Многие звериные изображения в скульптуре владимирских соборов перекликаются с мотивами грифона—птицы на турьих рогах из черниговской Черной Могилы. Симметричная композиция несет следы языческой магии. Это говорит не только о связях с киевской культурой, но и об общности еще более древних традиций.
Русские мастера корнями своего творчества были соединены с глубокими пластами народной культуры, они принесли в каменную храмовую скульптуру образы древней языческой символики, широко бытовавшие в то время в декоративно-прикладном и народном искусстве. И это не удивительно, поскольку в ту пору на Руси и время считали по «русальным неделям», совершая ритуальные моления русалкам, охранительницам вод, дающих плодородие. В скульптурных рельефах владимирских соборов изобилуют мотивы «древа жизни», образы птиц, львов, грифонов, двух птиц, сросшихся хвостами, и т. д. Их древний заклинательный смысл был неразрывно слит с народным чувством красоты, которая отождествлялась с добрым началом.
Христианские символы, переплетаясь с языческими, бытующими в народе, порождали образность большой широты и богатства поэтического содержания. В скульптуре, в декоративном искусстве воплотилась, как и а «Слове о полку Игореве», идея мира, объединения феодально раздробленной Руси.
«Каменное слово в похвалу князя» нерлинского храма вдохновило резчиков, украшавших и другие владимирские соборы. Ясный, возвышенный, монументальный язык скульптуры отличает рельефы Дмитриевского собора во Владимире (1194—1197, ил. 26, 40). Аркатурно-колончатый с фигурами святых между колонками фриз и изображение древа с парными животными, резные нарядные порталы, львы-стражи по бокам оконных проемов, скульптура закомар — все это образует единый выразительный ансамбль архитектурного целого. Скульптурный декор, распределенный ярусами, не слит здесь столь тесно с массой стены, как в храме на Нерли, он, словно кружево, ровно затягивает поверхность стен. Главные образы — Александр Македонский, мудрец Соломон, могучий Всеволод III — окружены символическими изображениями зверей и растительным орнаментом. Большую группу составляют рельефы скачущих всадни- ков-святых. Они заставляют вспомнить киевские рельефы конных воинов. Жизненная основа этих образов выражена еще сильнее. Главные сюжеты сосредоточены в верхних частях стен, распределяясь по плоскости с характерной для народного искусства центричностью и симметричностью. Очеловеченные львы, деревья с пышной листвой, изогнутыми ветвями, фантастические существа — весь этот мир сказочной фантазии насыщен чертами, отражающими реальную действительность в ее жизненной противоречивости, в борьбе добра и зла. Но прославление прекрасного остается лейтмотивом скульптурного замысла.
В трактовке форм художественное обобщение сочетается с реалистичностью изображения. Пространственная градация планов и округленность краев рельефа придают формам сочность, она сочетается с графично- стью внутренней разделки изображения, его плоскостным характером в целом. Невысокий рельеф резьбы, сплошная орнаментация закомар образуют мягкую игру светотени, живую трепетность стенной поверхности. Плавность перехода объемов, легкая текучесть масс рождают ощущение устремленности архитектурного сооружения ввысь. Несмотря на церковные каноны, в образе храма, воплотившем синтез архитектуры и скульптуры, владимирские мастера выразили свое отношение к миру широко и поэтично.
Большим завоеванием древнерусской скульптуры явилось изображение человека. Если в пластике Дмитриевского собора и церкви Покрова на Нерли тема человека и человеческого в мире занимает немалое место, то в скульптуре Георгиевского собора а Юрьеве-Польском (1230—1234, ил. 28) становится центром внимания древнерусских мастеров.
Место царя Давида, символизирующего прежде Христа, теперь занял сам Христос, главные сюжеты в скульптуре Успенского собора во Владимире, такие, как «Три отрока в -е_ци вавилонской», оказались в Георгиевском соборе в боковой закомаре. Звериные мотивы заметно сократились. Во фризе помещены «Деисус», святые воины и мученики. Самостоятельный пояс образовали фигуры пророков. Растительный орнамент здесь спускается до цоколя храма. Ничего подобного не было ни в византийской, ни в западноевропейской архитектуре. Исследователи отмечают соприкосновения скульптурной системы Георгиевского собора с системой росписи Софии Киевской и росписями церкви Спаса-Нередицы, воплотившими мысль о том, что «церковь есть небо на земле». Скульптурный рельеф, покрывающий стены собора от барабана до цоколя, содержит разные циклы евангельских и библейских сюжетов. Верхний регистр символизирует небо, нижний — землю. Оранта с предстоящими воинами, символизирующая «церковь земную», находится в среднем регистре. В арка-турном поясе горельефом выделяются деисусный чин и внушительные фигуры святых: изображение «просветителя Руси» апостола Андрея, святых патронов владимиро-суздальских князей во главе с Юрием Долгоруким. В нижнем регистре над порталом изображен святой Георгий со щитом, несущий эмблему владимиро-суздальских князей — барса. «Небесная церковь» через «земную церковь» связана с княжеским домом. Идея заступничества выражена в повторяющемся на всех фасадах изображении «Деисуса». Геральдические птицы и звери у древа символизируют силы земли. Грифоны, сирины, всевозможные чудовища изображены среди фантастических растений. Их плавные контуры сплетаются в сложную ковровую композицию. Резьба здесь сплошь покрывает стены, переходит на пилястры и арки. Скульптура Георгиевского собора представляет ценный исторический источник, его можно сравнить с летописью.
Белокаменную резьбу и произведения декоративно-прикладного искусства объединяет общность мотивов и художественных приемов. Так, например, характерный для каменной резьбы двойной контур, выделяющий силуэт фигуры, встречается и в гравированных изображениях на браслетах XII века (ГРМ, ГИМ).
Мотив архитектурных арок и плетенки в скульптурном орнаменте владимирских соборов наблюдается и в чеканке. Близок белокаменной резьбе этих сооружений характер растительного орнамента серебряного ковчег а-м ощевика XIII века (Г осударст- венная Оружейная палата) с изображением Христа и предстоящих Флора и Лавра, близки по стилю и некоторые резные по камню иконки XIII века.
Объемно-пространственный стиль скульптуры с его пафосом человеческого, красоты земного находит воплощение во всех видах искусства. Ярким примером этого служат знаменитые медные врата (Западные и Южные, ил. 41, 42) Рождественского собора в Суздале, расписанные «жженым златом» (1230—1233).
Обе двери украшены орнаментальными полосами, раз делающими сюжетные изображения на темы священного писания. Они помещены в 56 клеймах, образуя нарядную композицию. На пластинах красной меди по черному лаковому фону рисунок сделан золотой наводкой. Процарапанный по лаку рисунок вытравляли кислотой. При нагревании золото проникало в места травления, соединяясь с металлом. Этот способ Киевская Русь унаследовала от Византии; на Западе он не был известен. Подобным образом врата украшали в Новгороде и в Старой Рязани.
На Южных вратах размещены сюжеты библейские. В медальонах — святые воины Георгий, Федор Стратилат, Федор Тирон, Дмитрий Солунский и другие. В одной из композиций изображен пророк Даниил, вдохновляющий войско на бой с иноплеменниками. В символических образах здесь прославляется великокняжеская власть.
Предполагается, что врага Рождественского собора были исполнены по заказу великого князя владимирского и суздальского — Юрия Всеволодовича.
Сцены с евангельскими сюжетами размещены в 24 клеймах на Западных вратах, они представляют стройный декоративный ансамбль. Композиции со сценами из жизни Богоматери и Христа проникновенно поэтичны. Смелые ракурсы фигур, ритм их движений эмоционально выразительны и говорят о высоком мастерстве, развитом чувстве пространства. В то же время линия, гибкая, плавная, превращает всю композицию гравированных клейм в тончайший декоративный узор. Он сияет золотом на густо-черном фоне, что создавало торжественный контраст соборных врат по отношению к белой глади стен.
Идея заступничества и покровительства, прозвучавшая так широко в ансамбле скульптурных рельефов владимирских соборов, и здесь, в образах суздальских врат, нашла свое воплощение в сюжете на тему праздника Покрова, связанного с апокрифическим сказанием. Примечательно, что Покров — чисто русская иконографическая тема — занял столь видное место в декоративном оформлении врат Рождественского собора в Суздале. Это говорит о том, что создателями замечательного памятника древнерусской культуры были русские мастера. Как и белокаменная резьба, это яркое свидетельство пробуждения национального самосознания и подъема творческих народных сил.
В древнерусском искусстве XII—XIII веков врата Рождественского собора в Суздале занимают центральное место, поскольку живописных произведений той поры сохранилось мало. Орнаментальное начало, проявившееся столь широко и властно в рассмотренном памятнике, сочеталось с чувством монументального, что было характерно, как мы видели, и для скульптуры, и для живописи, и для миниатюры, являясь особенностью искусства Владимиро-Суздальской земли с древних времен. Мягкие формы, певучие ритмы, живописная светотень, легкая айсурность типичны для скульптуры и прикладного искусства Владимиро-Суздальской Руси. Отражая вкусы великокняжеского двора, произведения скульптуры и декоративно-прикладного искусства одновременно были проникнуты духом народного творчества, впитывали в себя его образы, мотивы и формы еще больше, чем искусство Киевской Руси. На художественной традиции Владимиро-Суздальского княжества сформировалось позднее искусство Москвы.